Миф о Фемиде

Российское законодательство называет предпринимательством деятельность, направленную на получение прибыли. Услуги адвокатов по защите законных прав таковой считаться никак не могут – слишком ответственная и благородная работа, чтобы брать за нее деньги. При этом юридическая деятельность в России никак не лицензируется, и юристы без статуса адвоката практикуют в произвольных масштабах. Более того, отечественные законы не обязывают иностранные юридические фирмы сообщать о том, что их специализацией будет оказание юридических услуг. Поэтому самые профессиональные участники рынка – частные адвокаты, если, конечно, они не изобретают обходные пути, оказываются в незавидной ситуации. Игроки рынка сетуют на несовершенство законодательства и приводят в пример страны, где адвокатура давно является важной отраслью экономики. При этом адвокатура даже такого молодого государства, как США, старше российской. Адвокат Гуннар Нердрум, работающий на территории бывшего СССР уже почти два десятка лет, защищает российских законодателей: «В законодательстве России не больше дыр, чем в других странах. То, что вы совершили за постсоветские годы – это уже прорыв»

Опасные существа

В 2004 году отечественной адвокатуре исполнилось 140 лет. Ее появлением, так же как и отменой крепостного права, Россия обязана царю Александру II, в чьем послужном списке было бесчисленное количество реформ, и в том числе судебная. Но адвокатская практика появилась не сразу после подписания закона. Долгое время работали всего два Совета присяжных поверенных – в Москве и Петербурге, потом к ним прибавился Харьковский. Более того, в высших кругах российского общества, напуганных французской революцией, было предубеждение, что адвокат – существо опасное. Робеспьер был адвокатом, из чего теоретически можно предположить, что его коллеги по ремеслу захотят избавиться от монархии. В итоге так и вышло: большинство членов Временного правительства являлись адвокатами.

До конца 1980-х годов адвокаты оставались особой кастой юристов, которым было разрешено получать гонорары за оказываемую юридическую помощь. Само собой, получали деньги и юрисконсульты, но это была зарплата штатных сотрудников организаций. «Я начал работать в 1953-м, в год смерти Сталина, – рассказывает «Ко» один из самых известных в России адвокатов Генрих Падва, управляющий адвокатским бюро «Падва и партнеры», – тогда адвокатов воспринимали как оппозиционеров и чуть ли не таких же преступников, как и те, кого они защищали, людей, которые противопо-ставляли себя социалистическому образу жизни. В общественном сознании они стояли низко. Теперь все по-другому: адвокат – серьезная, востребованная, нужная обществу профессия».

В 1986 году перемены начались и на юридическом поле. Закон СССР об индивидуальной трудовой деятельности разрешил на платной основе оказывать юридическую помощь всем юристам, а не только адвокатам. Лицензировать же деятельность таких специалистов стали только в 1995 году. Однако три года спустя лицензирование снова отменили. Кто лоббировал такой закон в Госдуме – сейчас уже никто не помнит.

Вторую половину 1990-х годов меркантильные юристы вспоминают как золотой век. Новая российская адвокатура, как и другие рынки в России, формировалась в условиях хаоса. «Когда появились первые зачатки капиталистической экономики, – продолжает Генрих Падва, – несколько человек, в том числе и я, поняли, что адвокатуре нужно учиться совершенно новым вещам. Мы повторяли основы бухучета, который в институте казался совсем ненужным, изучали зачатки корпоративного права, пытались понять, что такое акционерные общества, приглашали на консультации финансистов. Тогда действовал НИИ адвокатуры, который возглавлял я, а затем Генри Резник. Там мы читали лекции, проводили семинары. Молодежь воспринимала бизнес-право как что-то совершенно свое, и было заметно, что старой гвардии за ними не угнаться. Я был одним из немногих, кто принял решение стать универсальным адвокатом, сопровождать бизнес, но при этом не отказываться от общегражданских и уголовных дел. Многие коллеги остались верны тому, что они делали в СССР».

Адвокаты старой гвардии, которые до сих пор называют себя «романтиками от профессии», долгое время не признавали юристов, работавших вне адвокатуры. «Бизнесмены от юриспруденции стремились получить статус адвокатов, но им отказывали, потому что считали, что «кооператорам и индивидуалам» не следует широко открывать двери в адвокатуру», – пишет в своей статье «Адвокатура на рынке юридических услуг» член совета Федеральной палаты адвокатов России, директор адвокатской конторы «СантаЛекс» Геннадий Шаров. Новая генерация юристов быстро нашла выход: они просто создали свою собственную коллегию адвокатов «Мосюрцентр» во главе с Гасаном Мирзоевым. Рано или поздно двум альтернативным коллегиям нужно было мириться. Закон об адвокатуре, который и превратился в камень преткновения в сегодняшних спорах между бизнес-адвокатами и адвокатами, был принят в качестве компромисса в 2002 году.

Закон что дышло

Талантливого кинорежиссера, который зарабатывает деньги, занимаясь любимым делом, никто не назовет правонарушителем. Но бороться за справедливость и получать с этого прибыль нельзя. Это положение закона об адвокатуре заставляет несогласных с ним юристов искать обходные пути. Тех, кто называет себя бизнес-адвокатами, по подсчетам специалистов, насчитывается не более 3-5% от общего числа российских адвокатов, которых сегодня около 60 000. Критики называют их недовольство «бурей в стакане воды», но не услышать их голос в нынешних условиях стало невозможно.

Закон об адвокатуре, на первый взгляд, дал адвокатам все, что им нужно для того, чтобы чувствовать себя в привилегированном положении. Они не являются предпринимателями и соответственно не обязаны платить НДС, также адвокаты пользуются сниженной на два пункта начальной ставкой ЕСН. Адвокатские образования не облагаются налогом на имущество, на адвокатов не распространяются положения закона о контрольно-кассовой технике. Кроме этого, в отличие от всех других юристов, адвокаты имеют еще два важных преимущества. Во-первых, на все сведения, ставшие известными адвокату, распространяется режим адвокатской тайны со всеми полезными для доверителя последствиями, а во-вторых, у адвокатов есть эксклюзивное право вести уголовные дела (правда, они постепенно его лишаются – с развитием в России института мировых судей, представлять интересы истцов и подсудимых получили право и обычные юристы – прим. «Ко»). Эти налоговые и смежные преференции адвокатура имеет исключительно в связи с возложением на адвокатов публично-правовых обязанностей (оказание юридической помощи по назначению органов следствия и суда), в выполнении которых, кстати, бизнес-адвокатура участвует только материально.

Чтобы профессиональную деятельность адвокатов никто не спутал с предпринимательством, ее называют «оказанием юридической помощи», а не «юридических услуг«. «Услуги» же, таким образом, отдали на откуп бесчисленным юристам, квалификация которых законодательно не оценивается. Притом что в налоговом кодексе понятие «помощь» отдельно не прописано, адвокаты все равно попадают под его действие.

Несмотря на такие законодательные ограничения и нестыковки, понятие «бизнес-адвокатура» уже прочно вошло в современный лексикон. Генрих Падва выделяет адвокатов, «явно занимающихся бизнесом», в отдельную категорию, противостоящую специалистам по судебной защите и адвокатам-универсалам, которых очень мало. Ольга Ануфриева, член совета Федеральной палаты адвокатов, старший партнер адвокатского бюро «Андрей Макаров и Александр Тобак» считает, что под бизнес-адвокатурой каждый понимает что-то свое. Так, при Торгово-промышленной палате Пушкина и Павловска создана так называемая «бизнес-адвокатура», где юристы (не только адвокаты) бесплатно консультируют предпринимателей по всем проблемам. В адвокатуре к бизнесменам причисляют юристов, которые специализируются только на юридическом сопровождении деятельности бизнес-структур, а не на ведении уголовных, семейных и тому подобных дел, или тех, кто пытается извлечь доход из всего, что может иметь цену: статус, имя, предложение клиенту «сопутствующих» услуг. «Второе толкование имеет негативный оттенок, – говорит Ануфриева. – Если проследить основные мысли лоббистов идей по развитию бизнес-адвокатуры, то явно прослеживается что-то вроде «хотим быть предпринимателями без ограничений видов деятельности, без корпоративной этики, только оставьте адвокатскую тайну и адвокатский статус (пока он еще ценится). Иначе нам быть адвокатами просто невыгодно». По ее мнению, в таком случае надо вносить изменения в закон об адвокатуре и честно признавать адвокатскую деятельность предпринимательской, осознавая все вытекающие из этого последствия. Либо официально делить профессиональное сообщество на бизнес-адвокатуру и некую аналогию муниципальной адвокатуры и прописывать для них разные правила. «В любом случае изначально адвокат – это фигура процессуальная с соответствующими правами и обязанностями. Процесс имеет место при отправлении правосудия, а отнюдь не при совершении сделок. Все остальные разрешенные ипостаси адвоката (советник, консультант и т.п.) не имеют особых различий с деятельностью обычных юристов», – заключает Ануфриева.

Руководитель адвокатского бюро «Самакаев и партнеры» Тагир Самакаев, хотя и придерживается мнения, что адвокатура бизнесом может являться ровно настолько, насколько медицина, тоже предложил свое определение: «Бизнес-адвокаты – это те, кто не занимаются уголовным правом, а специализируются на корпоративном праве. Есть и те, кто отделил корпоративное право от цивилистики. Но в моем понятии человек либо является адвокатом, либо нет: важно не то, в какой области он работает, а то, насколько эффективно он оказывает помощь. Бизнесмены занимаются приращением прибыли, адвокат же, когда вступает с ними во взаимодействие, должен быть на своем месте. Порой бизнес-адвокаты рассматривают очередное дело как возможность включиться в партнерские отношения с компанией клиента. Но хочешь быть предпринимателем – отказывайся от статуса адвоката, иди в бизнес со своими хорошими навыками юриста. Невозможно на двух стульях сидеть так, чтобы не появилось вопросов у следственных органов». По мнению Геннадия Шарова, большинство российских юристов считают само словосочетание «бизнес-адвокатура» кощунственным по отношению к высокому служению адвоката. «Адвокат служит не бизнесу, не мамоне, не деньгам, а идее справедливости и гуманизма. Но этот термин сегодня применяется к специализации на правовом обслуживании предпринимательской деятельности и имеет полное право на существование», – резюмирует он.

Какие нервные лица Закон об адвокатуре разрешает российским юристам действовать в интересах клиента только от своего лица, но никак не от лица конторы или коллегии, что в большинстве случаев не устраивает клиентов. «Около трех лет мы («СанктаЛекс». – Прим. «Ко») были доверенными адвокатами PricewaterhouseCoopers в России, – вспоминает Геннадий Шаров, – до тех пор пока они не развили свой юридический отдел. Они, да и многие другие крупные иностранные клиенты, долго не могли поверить в то, что мы не можем заключить с ними договор от лица коллегии; приходилось делать выписки из законов, доказывать, что мы не виноваты, просто у нас такой закон. «Почему вы не можете, а другие готовы?» – спрашивали они. Потому что «другие», возможно, закон об адвокатуре не читали, отвечал я, или очень заработать хотят. Но если объективно – так мы теряем клиентуру». К примеру, с Microsoft у «СанктаЛекс» отношения так и не сложились: «Они обратились к нам с просьбой представлять их интересы на территории России, – рассказывает Шаров, – но не только оказывать юридическое сопровождение, но и взять на себя борьбу с контрафактом. Хорошо, сказали мы, предоставите нам материалы дела, мы будем эксклюзивно защищать ваши права. Но сыскарями не будем. Предложили им посодействовать в поиске детективов, чтобы они заключили с теми отдельное соглашение, но такой вариант их не устроил – слишком много волокиты, и они нашли тех, кто согласился предоставлять полный комплекс услуг».

Для того чтобы не потерять клиентов, адвокатам приходится создавать параллельные юридические и хозяйственные структуры, чем, к примеру, сейчас занимается Игорь Трунов, председатель президиума Московской центральной коллегии адвокатов. «Мы создаем структуры, которые имеют возможность оказывать юридическую помощь с последующей перспективой интеграции их в какой-то холдинг. Они будут выполнять те функции, которые запрещены адвокатам», – рассказывает Трунов. Многие борцы за чистоту адвокатуры называют подобные схемы «серыми». Однако Ольга Ануфриева ничего незаконного в «изобретательности» не видит: «Где в законе написано, что адвокатским образованиям запрещается предпринимательская деятельность или участие в коммерческих организациях? Адвокат оказывает юридическую помощь как физическое лицо, но если юридические услуги будет оказывать бюро, оно получит прибыль и должно заплатить налог на прибыль и НДС, а прибыль после налогообложения может распределяться куда угодно, в первую очередь, на развитие самого бюро».

Хотя налоговые льготы являются в большей степени обременением, препятствующим нормальной хозяйственной деятельности адвокатских структур, вносить изменения в законодательство на этот счет пока никто не торопится. В начале этого года столп российской адвокатуры, глава Адвокатской палаты Москвы Генри Резник представил сенатору Александру Торшину законопроект, который, как предполагают источники «Ко», создавался скорее даже не им, а ярым сторонником адвокатуры как предпринимательства, президентом адвокатской фирмы «Юстина» Виктором Буробиным (Генри Маркович всегда придерживался идей о том, что адвокатура – призвание, а не профессия, вспоминают те, кто вместе с ним работал над законом об адвокатуре 2002 года. – Прим. «Ко»). Этот законопроект предполагал включение в состав тех адвокатских образований, которые регламентированы законом об адвокатуре, некой юридической некоммерческой организации. Противоречия нашлись в законе об НКО, где четко сказано, что некоммерческая организация не может распределять доходы. Нашлись в предложенном законопроекте и другие нестыковки, и Генри Резник не стал его лоббировать дальше.

Поштучно и оптом

С момента создания адвокатуры профессиональные юридические услуги принято считать «штучным товаром». Но один в поле не воин, особенно если речь идет о конкуренции с крупными западными компаниями, которые уже прочно обосновались в России. При подготовке закона об адвокатуре предполагалось, что юридическую помощь разрешат оказывать только адвокатам. Это стало бы лучшей протекционистской мерой, но куда исчезла эта поправка при утверждении закона, адвокаты сказать затрудняются. «Крупная компания более рентабельна, чем отдельно взятый адвокат, – считает Игорь Трунов, – поэтому рано или поздно серьезные клиенты уйдут туда, где есть весь спектр услуг, где им могут предложить много адвокатов разной специализации. А если вы не смогли удержать крупных клиентов, придется заниматься мелкими делами и получать ничтожные гонорары. Или же идти наемным работником в западную компанию, где будет стабильная зарплата, но не будет независимости».

Компании Baker & McKenzie, White & Case, Le Boeuf, Firestone Duncan LLC, Capital Legal Services International – мировые лидеры юриспруденции, может, и хотели бы работать в России по законам, но законов для них не существует. По странному стечению обстоятельств юридическая деятельность таких компаний на территории России не лицензируется. Впрочем, этот факт только облегчает им жизнь. Компании, занимающие первые строчки рейтингов по всему миру, на отечественном рынке обосновались очень прочно. Сколько на территории России действует иностранных юридических фирм – пока никто не сосчитал. Регистрируются они все по-разному. О схемах взаимодействия иностранных компаний с клиентами на территории России «Ко» рассказал Алексей Панич – партнер Московского офиса международной юридической фирмы Salans. Ее клиентами являются Morgan Stanley, Росгосстрах, Газпромбанк, Enel SpA, Hypo Real Estate International Bank и AIG Global, а общая стоимость сделок, по которым работали ее юристы на территории СНГ в 2006 году, составила $20 млн. «В определенной степени международным компаниям мешают пробелы в российском законодательстве. Они не могут выступать работодателями адвокатов, но это преодолимо: при представительстве компании создается адвокатское бюро под ее бренд-неймом, – рассказывает Панич. – Де-факто адвокаты являются сотрудниками компании, а де-юре – партнерами адвокатского бюро. Или как альтернатива – адвокат, сотрудничающий с иностранной юридической компанией, может создать свой адвокатский кабинет и заключить договор об оказании юридической помощи с этой компанией и тем самым получить доступ к оказанию услуг ее клиентам». При этом никакая западная компания в обычных случаях, конечно, не позволит адвокату заключать договоры с ее клиентами напрямую. Что касается непосредственно компании Salans, то она представлена на территории РФ в виде двух юридических лиц: непосредственно самого российского представительства, ООО Salans и адвокатского бюро Salans. Алексей Панич признается, что в какой-то степени для компаний, которые создают такую структуру, есть определенный риск – им нужно быть больше чем на 100% уверенными в тех адвокатах, с которыми они работают. Схема адвокатского кабинета, которой пользуются, к примеру, Baker & McKenzie, удобнее, но для клиентов, которым важна адвокатская тайна, бюро намного предпочтительнее.

В то же время, далеко не всем заказчикам нужно, чтобы обслуживающие их юристы имели статус адвоката. «Если до 2002 года без статуса адвоката мы не могли работать в судах, то сегодня он нужен только для того, чтобы вести уголовные дела, – рассуждает Панич. – А настолько полный спектр услуг оказывает очень ограниченное количество компаний. Девять из десяти юристов, работающих на иностранцев, сегодня не имеют статуса адвоката».

Адвокат Гуннар Нердрум, несмотря на отсутствие российского гражданства, пресловутый статус получил, пройдя аккредитацию при Минюсте. Теперь он совершенно легально оказывает юридическую помощь тем, кому необходимы консультации по норвежскому и французскому праву. Однако иллюзий по поводу того, что у него теперь есть большое преимущество перед другими зарубежными коллегами, работающими в России, господин Нердрум не питает. «Я приближаюсь к концу своей профессиональной карьеры, и поэтому мне захотелось после почти 20 лет работы в России получить статус адвоката и здесь. Он не дает мне никаких преимуществ, разве только использовать его в качестве рекламы. Я сделал это только лишь несколько месяцев назад, посмотрим, что это даст мне в течение года. Быть может, на следующий год зарегистрируюсь в России и как налогоплательщик. А пока делаю налоговые отчисления в пользу Франции», – говорит он. Получая аккредитацию при Минюсте, господин Нердрум был зачислен в реестр иностранных адвокатов всего лишь под номерами 33 и 34 (за два государства).

Алексей Панич не стал отрицать опасения независимых российских адвокатов, что крупные фирмы будут с ними безжалостно конкурировать: «Западные компании имеют возможность хорошо платить и забирают лучшие кадры. Они действительно без проблем могут вытеснить мелкие образования с рынка Москвы и Петербурга. Сложнее с регионами, где клиенты пока не готовы платить по тем счетам, которые мы им выставим». По информации «Ко», средний юрист западной компании получает 200 евро в час. Причем его ставка не изменится в зависимости от того, в какую область его направят в командировку. Независимые адвокаты берут за сопровождение бизнеса в среднем 160 евро в час, – но это в Москве. И они всегда могут скорректировать расценки под регион.

В клещах конкурентов

Получается, что с одной стороны на элитную касту российских адвокатов наседают иностранные компании. С другой стороны, простые юристы, выпускники популярных юридических факультетов бесчисленных вузов готовы взяться за любое дело за любые деньги. Спасти положение можно законодательным путем. Например, неоднократно высказывались предложения о том, чтобы всех юристов, имеющих более чем двухлетний опыт юридической работы в штате юридической фирмы, зачислить в адвокаты без квалификационного экзамена. «Те, кто не справляются, отсеялись бы сами», – полагает Геннадий Шаров. Другое большое «пугало» адвокатского рынка – это ВТО, со вступлением в которую должны исчезнуть все ограничения на деятельность иностранцев в России. Эксперты приводят в пример Китай, где в результате вступления в ВТО 80% рынка юридических услуг было захвачено иностранными компаниями, и утешаться власти могут лишь тем, что 98% сотрудников этих компаний – сами китайцы. Во Франции, как и в России, адвокатура не считается предпринимательством. Там еще более чем за 10 лет до вступления в ВТО около 70% рынка было захвачено транснациональными «монстрами». Сравнивают между собой Болгарию и Чехию. Первая задолго до вступления в ВТО подготовила протекционистские меры для своих юристов, а последняя планировала поменять законы постфактум. Теперь болгарские юристы довольны и счастливы, а чехи страдают от иностранной экспансии. Но Россия, уверены эксперты, интересна транснациональным компаниям и без членства в ВТО. «Конечно, западные фирмы в ближайшем будущем не будут заниматься уголовными делами. Более того, при расширении присутствия на российском рынке иностранцам будет сложно полностью вытеснить некоторые российские юридические фирмы из ряда областей права, где данные фирмы исторически занимают хорошие позиции, – считает Алексей Панич. – это преимущественно те, у кого есть громкое имя. – Так, например, в области налогового права конкуренцию нам и другим иностранным юридическим фирмам составляет «Пепеляев, Гольцблат и Партнеры». Всегда будут люди, нуждающиеся в помощи Игоря Трунова, который прославился защитой жертв авиакатастроф и заложников «Норд-Оста» (правда, такие дела адвокат ведет бесплатно – прим. «Ко»). И, конечно же, никуда не уйдет клиентура от специалистов с опытом Генриха Падвы и Генри Резника. Остальным же нужно либо проявлять изобретательность, либо сдавать позиции. А это 60 000 адвокатов и 300 000 юристов. Это гораздо больше, чем готовы принять в свой штат международные компании.

журнал “Компания” – №476 27 августа 2007