На процесс о гибели 41 человека в «Шереметьево» пригласили пенсионера.

 

«Меня приглашают делать экспертизы, потому что я летал на многих самолетах», — заявил во вторник в Химкинском городском суде заслуженный летчик РФ Юрий Сытник, который делал летную экспертизу по делу о катастрофе самолета Sukhoi SuperJet 100, сгоревшего на взлетно-посадочной полосе аэропорта «Шереметьево» 5 мая 2019 года. Экспертиза — ключевая. Именно она должна пролить свет на истинные причины трагедии, жертвами которой стали 40 пассажиров и один член экипажа. Должна, но не может. Потому что — пусть это и звучит как полнейший сюрреализм — эксперт оказался пусть и заслуженным, но не совсем экспертом.

 

 

Опасения насчет потенциала главного доказательства по делу — летной экспертизы — защита капитана сгоревшего «Суперджета» Дениса Евдокимова высказывала еще на прошлом судебном заседании в феврале. Тогда сторона защиты подала ходатайства об исключении из числа доказательств всех экспертиз: летной, пожарно-технической и авиационно-технической. Больше всего вопросов было к летной экспертизе. Именно она должна была бы ответить на три главных вопроса: обстоятельства авиакатосторфы; имелись ли у погибшего лайнера технические неисправности во время полета и жесткой посадки; присутствуют ли у него конструктивные недостатки и недоработки; есть ли ошибки в действиях экипажа. Но эксперт выбрал для себя только одну «музу» — пилота Евдокимова. Весь трактат посвящен только ему и его действиям при попытке посадить самолет, который не мог продолжать полет из-за удара молнии. Про техническую сторону вопроса в заключении — ни слова.

 

Судья согласилась вызвать в суд специалиста, который эту экспертизу проводил, — заслуженного летчика РФ Юрия Сытника. Любопытно, что на его допросе настаивала не только адвокат обвиняемого пилота, но и представитель интересов потерпевших адвокат Трунов. Чем вызвал негодование прокурора.

 

— Прокурор передала мне прямо посреди судебного заседания записку с требованием не поддерживать ходатайства стороны защиты и придерживаться обвинительного уклона, хотя ходатайство защиты было весьма нейтральным: вызов в суд одного из специалистов, который проводил летную экспертизу, — рассказал адвокат потерпевших и родственников погибших, — Это давление на сторону процесса, оно недопустимо. Я подал жалобу на действия гособвинителя генпрокурору Игорю Краснову. Наша задача в этом процессе — не посадить человека, а докопаться до истины. От этого зависит судьба всех самолетов Sukhoi SuperJet 100, которые каждый день поднимаются в небо. Сейчас их летает порядка ста пятидесяти. От причин крушения того конкретного борта зависят жизни людей, которые сейчас летают этими самолетами.

 

Допрос ключевого эксперта начался 3 марта и продолжится 12 марта. Но худшие опасения стороны защиты уже начинают сбываться. Заслуженный летчик заявил, что экспертом вообще не является.

 

— Юрий Сытник до производства экспертизы по данному делу ни разу не летал на самолетах серии Sukhoi SuperJet. Он пояснил суду, что уже после экспертизы через своего знакомого полетал на нем один час. Работая над делом, эксперт исследовал только действия пилота. Вопросы технических неисправностей и конструктивных недостатков борта он не исследовал. У него пробел в знаниях летного законодательства, и уровень владения английским языком не соответствует нормативам ИКАО, юридического образования нет.

 

Более того, в суде выяснилось, что эксперт не числится в штате ни одного экспертного учреждения или профильного НИИ, является пенсионером.

 

— Ситуация в суде выглядела комично и парадоксально. У нас ключевая экспертиза — по сути основа всего дела. А эксперт говорит: «Я вообще не эксперт, я не юрист, английского я не знаю, пользуюсь переводчиком. Я пенсионер, нигде не работаю. Меня приглашают в эксперты, потому что я летал на многих самолетах». Я, разумеется, задаю ему вопрос: «А как на вас следователь-то вышел? Когда следствие нуждается в экспертизе, звонят в какое-то уважаемое учреждение, и оно дает эксперта. А вас как нашли, если вы не работаете нигде?» — рассуждает представитель потерпевших Игорь Трунов.

 

Есть ли, по мнению Сытника, ошибки в действиях экипажа, и если есть, то насколько фатальны они были? Эти вопросы суд эксперту задать пока не успел. Задаст 12 марта. Все предыдущее заседание пришлось убить на то, чего в заключении летной экспертизы нет.

 

— Там нет самого главного, — говорит адвокат родственников погибших Игорь Трунов. — Самолет подпрыгнул при посадке, начался пожар. Почему он начался? Перегрузки сильной не было — передние стойки шасси не разрушены. Пожар не анализировался вообще. «Козление» — типичная ситуация, все летчики ее отрабатывают. Когда самолет подпрыгнул, почему шасси не отделилось? Опора шасси вырвала кусок бака, из-за этого разлилось топливо. Все это не исследовано в экспертизе. Это уже третий случай, когда нарушается конструктивная целостность борта, разрушаются шасси и топливные баки. Речь идет о системных нарушениях.

 

Не удостоились внимания эксперта и вопросы исправности самолета. То есть перед взлетом борт был исправен — это в заключении есть. Но этого никто и не оспаривает. Но оставался ли он в исправном состоянии после удара молнии, когда все системы отключились, и лайнер вошел в режим direct mode? Вопрос без ответа.

 

До последнего судебного заседания в Химках потерпевшие мялись: подавать ли иск в Париж? Документы для суда с производителями шасси и комплектующих «Суперджета» юристы пострадавших подготовили еще месяца два назад. Но до последнего ждали. Думали: посмотрим, что здесь будет. Дескать, если поймем, что именно Евдокимов виноват в гибели наших близких, только он и никто больше, — смысл с кем-то еще судиться? Посмотрели. Теперь родственники погибших настроены твердо: суду во Франции быть.

 

В источнике