Нa прошлой неделе Тверской межмуниципальный суд Москвы принял к рассмотрению иски восьми пострадавших от теракта нa Дубровке. Слушания начнутся 24 декабря, и к этому времени, как уверяют адвокаты, количество истцов возрастет в три раза. От решения суда зависит судьба не только бывших заложников (Норд-Оста", но и в какой-то мере всей страны.

Эйфория от "успешной" спецоперации по освобождению заложников на Дубровке прошла быстро уже через несколько дней стало ясно, что при 120 погибших операция не может быть названа успешной, даже если в учебниках для спецслужб такая цифра рассматривается как допустимая. Но только через месяц стали вспоминать о тех, кто не погиб в театральном центре. И первыми напомнили о себе сами пострадавшие восемь человек, у которых теракт в центре Москвы отнял близких и здоровье и которые подали в суд на правительство Москвы. Сначала подать иск решились отец погибшего при штурме театрального центра Петр Сидоренков и бывшие заложники отец и дочь Рябцевы. Рябцевы хотят доказать суду, что ущерб, нанесенный их здоровью, непоправим (оба получили инвалидность), потерявший сына Сидоренков что остался без кормильца, а между тем у него на руках невестка, пережившая штурм "Норд-Оста" и тоже ставшая инвалидом. Следующими были пенсионер Владимир Бондаренко, лишившийся сына-кормильца, и Светлана Генералова. Светлана потеряла мужчину, с которым прожила много лет и за которого собиралась замуж. Она не намерена рассказывать суду о том, как любила этого мужчину, потому что иск подала не ради денег, а чтобы "безнаказанность не стала вседозволенностью". Анна Бессонова тоже не рассказывает никому о своем 30-летнем муже, о двух маленьких детях, о недавнем переезде в новую квартиру, о том, как планировали отмечать Новый год и что хотели купить и как в эту квартиру принесли и унесли гроб с телом любимого человека. Пенсионерке Ларисе Фроловой, потерявшей сына и невестку, теперь самой придется воспитывать двух внуков. Фроловой даже звонили люди из Германии и Америки и спрашивали, чем ей помочь. "Если даже там переживают о нашей трагедии, так неужели мы на родине не сможем добиться справедливости?" говорит пенсионерка, которая тоже подала иск. Последним стал сторож театрального центра Николай Любимов. После штурма он оказался парализован и теперь никуда не отпускает свою дочь Анну, потому что боится оставаться один. Николай Любимов проработал 50 лет на заводе "Топаз", а последние восемь лет сторожил ДК шарикоподшипникового завода. Эти люди и стали первыми в российской истории жертвами теракта, обвинившими власти в случившемся и подавшими на них иски. А началось все с маленькой заметки в газете "Коммерсантъ", в которой адвокат Игорь Трунов сообщил, что принимает иски от жертв теракта на Дубровке безвозмездно. Адвокату стали звонить: "С кем судиться со спецслужбами, которые отравили нас газом, или со спасателями, которые работали неоперативно?" Оказалось, судиться надо с правительством Москвы. "Закон о борьбе с терроризмом от 1998 года хотя и не работал все это время, но никем и не отменялся, говорит адвокат Трунов. И закон этот гласит, что ответственность за теракт несет субъект федерации, на территории которого этот теракт совершен". О размере компенсации думали недолго. Так как подобных процессов в России еще не было, подходящим прецедентом посчитали решение Басманного суда Москвы, удовлетворившего иск краснодарского судьи Александра Чернова к "Новой газете" о компенсации морального ущерба, нанесенного публикацией статей, порочащих его честь и достоинство. Размер иска был определен в 30 млн. рублей. Правда, эта сумма так и не была выплачена, поскольку "Новая газета" обжаловала решение суда в вышестоящих инстанциях, а потом вроде бы смогла договориться с самим судьей Черновым. Тем не менее адвокат Трунов решил, что бывшие заложники могут подать иск к правительству Москвы на аналогичную сумму. После предварительного слушания де ла в Тверском межмуниципальном суде, состоявшегося на прошлой неделе, стало ясно, что причин для отклонения исков нет и что судья Горбачева настроена вполне благожелательно. Во всяком случае, предварительные слушания были назначены сразу после подачи исков, а не через месяц-два, как это обычно делается. После того как начало слушаний назначили на 24 декабря, в Центральном адвокатском бюро Трунова появились и другие бывшие заложники, которые тоже решили судиться с властями. Среди них Татьяна Лукашова. Она потеряла дочь. Татьяна никогда не пришла бы подавать иск, если бы не видела дочь живой уже после штурма. Девушка была в кислородной "маске. Несколько дней Татьяна ходила по больницам, пытаясь отыскать дочь. Я помню ее с фотографиями Марии в руках в толпе родственников, пытавшихся прорваться в 13-ю горбольницу. "Она, наверное, спит еще, она у меня такая флегматичная", говорила женщина, не теряя надежды. А потом Татьяна нашла Марию в морге. "Если она была в маске, значит, жива была, сказала адвокату Лукашова. Значит, она умерла, потому что ей не оказали нужную помощь". Подавать иск решили и родители Александра Карпова, поэта и переводчика, занятого в "Норд-Осте" и мюзикле "Чикаго". За Александра хлопотала Алла Пугачева, которая приходила в захваченный театральный центр просить террористов, чтобы те отпустили сотрудников "Чикаго", но это не помогло. Обратилась к адвокатам еще одна женщина, потерявшая сына. Она утверждает, что ее сын, эвакуированный из театрального центра сразу после штурма, то есть рано утром, пролежал на полу в автобусе до 16.00 и только после этого попал в больницу, где умер. Есть среди людей, готовящих иски, и представители театральной труппы "Норд-Оста", но назвать себя они пока не хотят. В общей сложности на процессе 24 декабря будет представлено примерно в три раза больше истцов, чем заявлено на предварительных слушаниях. И это, конечно, не предел. В случае успешного исхода дела иски начнут оформлять все бывшие заложники "Норд-Оста", которые пока просто не верят в перспективу этого процесса. Для властей решение суда в пользу истцов может создать неприятный прецедент. Кроме заложников с улицы Мельникова, есть еще жертвы терактов на Каширском шоссе, улице Гурьянова и Пушкинской площади в Москве, а также в других российских городах. Получат основания судиться с властями жертвы возможных в будущем терактов. В случае удовлетворения исков в суды смогут обратиться и родственники военнослужащих, погибших в Чечне. Ведь армия не воюет, а проводит контртеррористическую операцию, и с этой точки зрения, например, солдат, подорвавшийся на мине, является такой же жертвой теракта, как и заложник, погибший в театральном центре на Дубровке. Только в последнем случае судиться надо будет не с московским правительством, а с правительством Чечни. Подобные процессы грозят крупными неприятностями местным бюджетам, i поэтому власти попытаются сделать все возможное, чтобы прецедента не было. В частности, московское правительство еще до начала слушаний заявило, что иски незаконны, а деньги пострадавшим уже выплачены. Это и пытался доказать консультант правового управления правительства Москвы Марат Гафуров, явившийся на предварительные слушания: УЮЛ, всем пострадавшим выплачена материальная помощь, и ни о какой компенсации не может быть и речи. В качестве третьей стороны он предложил привлечь департамент социальной защиты, который эту помощь выплачивал. (Сумма матпомощи составляла 100 тыс. рублей на погибшего и 50 тыс. на пострадавшего, и часть заложников от помощи отказались.) Однако адвокаты истцов заявили, что материальная помощь является добровольной, а компенсация предусмотрена законом и смешивать эти понятия нельзя. Суд с этим утверждением согласился и ходатайство господина Гафурова о привлечении департамента соцзащиты в качестве третьего лица отклонил. Впрочем, московское правительство сдаваться не собирается. Дело такого рода рассматривается впервые, суд московский, а иски против правительства Москвы в столичных судах до сих пор заканчивались безрезультатно. Адвокат Павел Астахов, который считается адвокатом правительства Москвы, уверен, что "иски бывших заложников к московскому правительству абсолютно бесперспективны". "Помимо закона о борьбе с терроризмом, на который упирает господин Трунов, есть Гражданский кодекс и Конституция. На эти законы и будет опираться суд,- сказал Власти” господин Астахов. А Гражданский кодекс говорит: чтобы определить размеры компенсации, надо определить источник причиненного вреда, обстоятельства причинения и размер. А можно сегодня определить, кто причинил вред пострадавшим спасатели или террористы? От чего умерли люди? От газа? От несвоевременной помощи? От шока? Ответить на эти вопросы сегодня практически невозможно, ведь даже уголовное расследование только начато. При таком построении иска невозможно ответить на него ни да”, ни нет”. Поэтому судебной перспективы этого дела я не вижу". Адвоката Трунова такие возражения не смущают. Он цитирует Гражданский кодекс: "Статья 1064, часть 1. Законом обязанность возмещения морального вреда может быть возложена на лиц, не являющихся причинителями вреда. Часть 2. Законом может предусматриваться возмещение морального вреда при отсутствии вины причинителя. Что мы и имеем. Мы не можем обвинить спецслужбы, потому что закон о борьбе с терроризмом освобождает их от ответственности за причинение вреда при проведении контртеррористической операции. Но этот закон разрешает взыскать с местного бюджета компенсации с последующим взысканием сумм этого ущерба с причинителя вреда”. Вот тут уже московское правительство будет ждать окончания уголовного расследования, чтобы найти причинителей вреда и взыскать с них выплаченные суммы". Не смущают адвоката и вопросы, откуда местные бюджеты будут брать деньги на выплату компенсаций и не) нет ли суд руководствоваться экономическими соображениями. "Суду абсолютно все равно, откуда московское правительство возьмет деньги, считает господин Трунов. На то он и суд, чтобы руководствоваться законом, а не лавочка какая-то. Я вас уверяю, что московские власти, получающие ежегодно только с автостоянок $20 млрд., вполне способны удовлетворить эти иски". Суду предстоит решить проблему государственного масштаба удовлетворить иски пострадавших и создать для страны прецедент или отказать истцам и тем самым открыть дорогу в Европейский суд, которого не волнуют проблемы московского правительства и местных бюджетов. Как будут развиваться события, мы скоро увидим. Однако важен уже сам факт коллектив го выдвижения исков к властям нами, пострадавшими от терактов, если государству за каждый теракт придется держать ответ, бдительность правоохранительных органов, не несомненно, возрастет, а террор благодаря этому пойдет на убыль Игорь Трунов: надо понять, была ли преступная халатность Многие считают, что вы занялись этим делом ради саморекламы. Как еще объяснить то, что вы ведете его бесплатно? Я доктор наук, у меня множество научных трудов, у меня свое адвокатское бюро и в подчинении 24 адвоката. У меня все в порядке и с именем, и с деньгами, и мне не нужен пиар. Реклама нужна тем, у кого ни родины, ни флага. А у меня дети растут, и я хочу, что бы они жили в правовом обществе. Вы участвуете в уголовном расследовании теракта на Дубровке. Можете что-нибудь рассказать? Пока только то, что я заявил ряд ходатайств, и буду настаивать на проведении следственного эксперимента штурма. Надо понять, все-таки была ли у нас преступная халатность, все ли было сделано для спасения людей. У меня, к примеру, выписывается такая картина: основная часть погибших крупные, тяжелые мужчины. Вот погибший Александр Карпов тоже был крупный 100 кг. И надо выяснить, отчего они погибли. Не оттого ли, что в первую очередь брали тех, кто полегче? Вы написали поправки к закону о борьбе с терроризмом. В чем их суть? Надо создавать институт защиты жертв терактов. Теракты совершаются во всем мире. Только во всем мире граждане защищены, а у нас нет. Сколько у нас осталось инвалидов после Гурьянова и Каширского? Никто не знает. Сколько после Дубровки? Тоже не знаем. Сегодня к этим людям есть интерес СМИ, а завтра о них забудут, и они останутся один на один со своими проблемами. Надо создавать нормативную базу, надо определять социальный статус жертв терактов. Во Франции жертвы терактов приравнены к участникам войны и получают пенсии. Это бремя для бюджета, но зато государство заинтересовано в том, чтобы таких терактов было меньше. Если нас не устраивает такой вариант, значит, мы прописываем в законе, что человек однажды получает компенсацию, кладет эти деньги в банк и покупает себе лекарства на эти проценты. У нас есть финансовая разведка. Она работает успешно, проводит аресты счетов террористических организаций. А где эти деньги? Эти деньги ш должны бы идти как раз жертвам терактов, как это делается во всем мире.